Стивен Ван Дайн - Злой гений Нью-Йорка [Дело Епископа]
— Я не думал, что буду орудием в деле осуждения бедного малого.
Проведя нас в библиотеку, он остановился у шкафа и налил себе рюмку портвейна, а потом посмотрел на Маркхэма, точно извиняясь.
— Простите, я слишком рассеян. Он выдвинул шахматный столик и поставил на него рюмки.
— Расскажите мне все, — сказал он, — не щадите меня.
Ванс посмотрел сочувственно на него и сказал:
— Мы нашли пишущую машинку, на которой Епископ печатал свои заметки. Она была в старом чемодане на чердаке.
Профессор не обнаружил никаких признаков удивления:
— Вы убеждены, что это действительно та самая?
— Вне всякого сомнения. Вчера маленькая девочка, по имени Медлин Маффет, исчезла с детской площадки в парке. В машинку был вставлен лист бумаги и на нем было отпечатано: «Маленькая мисс Маффет сидела на кучке».
Голова профессора упала на грудь.
— Ещё одно безумное зверство. Если бы я не затянул своего сообщения до вчерашнего дня…
— Большой беды не произошло. Мы вовремя нашли девочку; она вне всякой опасности.
— Ах!
— Она была замкнута в чулане, на верхнем этаже друккеровского дома. Мы думали, что она должна находиться где-нибудь здесь; вот почему мы произвели обыск вашего чердака.
Наступило молчание, затем профессор спросил:
— Что ещё вы мне скажете?
— Записная книжка Друккера с выкладками для его последней книги была украдена в день его смерти. Мы нашли эту книжку на чердаке вместе с пишущей машинкой.
— Он унизился даже до этого! — Это был не вопрос, это было удивлённое восклицание. — Вы уже сделали выводы? Может быть, если бы мои вчерашние намёки не посеяли семена подозрения…
— В этом не может быть сомнения, — мягко заявил Ванс. — М-р Маркхэм намерен арестовать м-ра Арнессона, как только тот вернётся из университета. Но, откровенно говоря, сэр, у нас нет никаких улик, и м-р Маркхэм даже сомневается, поддержит ли его закон.
Ванс задумчиво курил; наконец он заговорил спокойно, но значительно.
— Если бы м-р Арнессон убедился, что у нас против него несомненная улика, он мог бы, в качестве выхода из положения, совершить самоубийство.
Профессор кивнул головой в знак того, что он соглашается.
В это мгновенье отворилась дверь и в комнату вошёл Арнессон.
— Опять совещание? — Он вопросительно посмотрел на нас. — Разве смерть Парди не положила конец делу?
Ванс посмотрел ему прямо в глаза.
— Мы нашли «Маленькую мисс Маффет», м-р Арнессон.
Арнессон поднял брови с весёлой иронией.
— Это шарада? Что же я должен ответить?
— Мы нашли её в кладовой друккеровского дома, — добавил он ровным, тихим голосом.
Сначала Арнессон нахмурился, но потом рот его медленно расплылся в улыбку.
— Ужасно деятельный народ эти полицейские. А какой следующий ход?
— Мы нашли также пишущую машинку, — продолжал Ванс, не замечая вопроса. — И записную книжку Друккера.
— В самом деле? Где же были эти сказочные предметы?
— На чердаке.
— Не могу сказать, — презрительно заметил Арнессон, чтобы у вас были неопровержимые улики против кого бы то ни было. Пишущая машинка может употребляться кем угодно. И кто может знать, каким образом книжка Друккера попала на наш чердак?
— И ещё есть улика, о которой я не говорил, — сказал Ванс. — Маленькая мисс Маффет может узнать человека, который её завёл в дом Друккера и бросил в чулан.
Арнессон долго молчал. Наконец он заговорил.
— А если вы все-таки ошибаетесь…
— Уверяю вас, Арнессон, что я знаю виновного.
— Вы положительно пугаете меня. Если бы я был Епископом, я был бы склонён допустить поражение… Во всяком случае одно совершенно ясно: Епископ принёс шахматную фигуру в полночь к дверям комнаты миссис Друккер, а я вернулся с Белл домой в половине первого.
— Так вы говорили. Скажите правду, который был час?
— Я сказал правду: была половина первого.
Ванс вздохнул.
— А вы хороший химик, м-р Арнессон?
— Один из лучших, — усмехнулся Арнессон. — Имею премию.
— Когда я обыскивал сегодня утром чердак, я нашёл маленький стенной шкафчик, в котором кто-то выделял циан из железосинеродистого калия.
— Настоящая сокровищница наш чердак. Обиталище бога Локи.
— Действительно, — серьёзно сказал Ванс, — пещера Злого Духа.
Во время этого мрачного диалога профессор сидел, закрыв глаза рукой, как будто от боли. Со скорбным лицом обратился он к человеку, которому столько лет был отцом.
— Великие люди, Сигурд, оправдывали самоубийство, — сказал он и грустно вздохнул. — Никто не знает, что происходит в человеческом сердце в последний тёмный час.
Я пришёл к заключению, что он вовсе не стремился как можно скорей посадить Арнессона в тюрьму. Но я заметил, что под его внешним спокойствием скрывается чрезвычайное напряжение.
Конец настал скоро. После замечания профессора наступило молчание. Потом заговорил Арнессон.
— Вы говорите, м-р Ванс, что знаете, кто такой этот Епископ. Если это правда, так зачем все эти разговоры?
— Нам некуда торопиться, — почти небрежно сказал Ванс. — И потом я надеюсь связать кое-какие концы: удовлетворить судей, как вам известно, нелегко. Но какой чудесный портвейн.
Арнессон посмотрел на наши рюмки и с обиженным видом повернулся к профессору.
— С каких пор я стал трезвенником, сэр?
— Извини, Сигурд. Мне не пришло в голову… ты ведь никогда не пьёшь по утрам. — Он подошёл к шкафу и, налив ещё одну рюмку, поставил её нетвёрдой рукой перед Арнессоном.
Он не успел сесть, как Ванс вдруг издал возглас удивления.
— Честное слово! Раньше я этого никогда не замечал. Поразительно!
Его восклицание было так неожиданно и движение столь порывисто, что в этой напряжённой атмосфере все обернулись и посмотрели в ту сторону, куда был устремлён его взгляд.
— Дощечка Челлини! — воскликнул он. — Фонтеблосская нимфа! Мне сказали, что она была уничтожена в семнадцатом веке. Я видел пару к ней в Лувре…
Профессор Диллард посмотрел на него исподлобья, на его лице был написан страх.
— Вы выбрали странное время, сэр, для выражения вашей страсти к искусству, — ехидно заметил он.
Ванс, как будто желая скрыть своё замешательство, поднёс рюмку к губам. Всем было не по себе, нервы были натянуты, и, автоматически повторяя его жест, мы тоже подняли наши рюмки.
Ванс встал, подошёл к окну и остановился спиной к комнате. Почти в тот же момент край стола сильно ударил меня о бок, и раздался звон разбитого стекла.
Я вскочил на ноги и с ужасом увидел против себя неподвижное, в упор смотрящее на меня лицо профессора. Его руки застыли в судорожном движении к вороту халата. Все мы были парализованы.
